Азиза Абдирасулова: Угрозы в мой адрес – не редкость

Быть правозащитником в Кыргызстане, стало трудно и опасно. Об этом рассказывает директор Правозащитного центра «Кылым шамы» («Светоч века») Азиза Абдирасулова, которая неоднократно подвергалась давлению и угрозам.

Азиза Абдирасулова: Угрозы в мой адрес – не редкость

Быть правозащитником в Кыргызстане, стало трудно и опасно. Об этом рассказывает директор Правозащитного центра «Кылым шамы» («Светоч века») Азиза Абдирасулова, которая неоднократно подвергалась давлению и угрозам.

Wednesday, 10 March, 2010
IWPR: Почему вы решили стать правозащитником?



Азиза Абдирасулова: Я долго не могла назвать себя правозащитницей. Это журналисты присвоили мне такое звание. Когда впервые в газетах написали «правозащитница Азиза Абдирасулова заявила…» я долго смотрела, и не могла понять – обо мне ли это вообще?



В 2000 году меня избрали ответственным секретарем неформальной организации – «Гильдии узников совести». Тогда в ней состояли известные личности, которых преследовала тогдашняя власть: Тамара Слащева, Рыспек Омурзаков, Замира Сыдыкова (ныне – посол Кыргызстана в США. – прим. ред.), в нескольких заседаниях принимал участие даже Данияр Усенов (нынешний премьер-министр. – прим. ред.) и другие.



В 2002 году я принимала участие в политической голодовке и состояла в комитете по защите Азимбека Бекназарова (арестованного тогда оппозиционного депутата. – прим. ред.) Тогда журналисты стали писать обо мне как о правозащитнице. Потом был «Кыргызский комитет против пыток», которому, как и предыдущей организации, Минюст отказал в регистрации, заявив, что у нас нет пыток. Я поняла, что не надо акцентировать внимание на названии, и создала свою организацию – «Кылым шамы».



IWPR: Когда вы впервые почувствовали на себе внимание спецслужб?



Абдирасулова: В 2001 году я стала членом Комитета по защите приграничных территорий. Тогда поднимался вопрос о передаче Китаю Узонгу-Кууш, Джанги-Джер, в общей сложности 120 тысяч гектаров земли. А это горы, ледники, реки. В это время я случайно познакомилась с молодым человеком по имени Бакай, оказалось, что мы живем в одном районе.



Мы часто встречались на улице, гуляя с детьми, он приходил к нам в дом, сблизился с моим мужем, внуками. Однажды внуки, возвращаясь со школы, попали под машину. Дети чудом остались живы. Бакай сразу пропал. Машину, сбившую моих внуков, так и не нашли.



Потом, в 2002 году у оппозиционных депутатов парламента были обнаружены прослушивающие устройства. В заключении депутатской комиссии, которое хранится у меня до сих пор, есть список людей, входящих в «эскадрон смерти». Эти люди занимаются физическим устранением неугодных [властям людей]. И каково же было мое удивление, когда в этом списке из 4-5 фамилий, я увидела моего знакомого – Бакая Саткыналиева!



Тогда я поняла насколько опасно, когда структура, которая обязана защищать национальные интересы, держит у себя «эскадрон смерти». Но я не озлобилась. В рамках нашего нового проекта против пыток мы планируем работать не только с сотрудниками МВД, но и СНБ. Наши исследования показывают, что самые страшные пытки применяются как раз в СИЗО СНБ.



IWPR: Вы нередко выступаете с резкими заявлениями в адрес властей, вам часто угрожают?



Абдирасулова: Угрозы бывают – никому не нравятся мои заявления. 16 июля прошлого года на форуме, где присутствовали представители МВД, СНБ, я первый раз заявила, что наши спецслужбы становятся угрозой для нашей безопасности. Я тогда вернулась с юга и располагала сведениями об операциях в Узгене и Жалалабате, и у меня было достаточно фактов и имен жертв.



Тогда в Узгене, во время спецоперации под предлогом борьбы с терроризмом, спецслужбы сожгли дом Мамадалиевых. Сельчане стали возмущаться: люди 20 лет строили этот дом, в семье пятеро детей... Тогда силовики обвинили отца и взрослого сына в пособничестве террористам и посадили, чтобы оправдать свои действия при поджоге дома.



Убив двух сыновей Сатыбалдиева [из города Жалалабат], спецслужбы информировали общественность, что они – граждане Узбекистана, прошли боевую подготовку в Пакистане. Это все было выдумано, мы изучили личные дела всех убитых. Два брата Сатыбалдиевых – Абдусамат и Абдукаримджан никогда не выезжали за пределы республики, здесь жили всегда, у одного пятеро, у другого четверо детей.



А случай с убийством журналиста Геннадия Павлюка? Советник министра иностранных дел Казахстана, который в этом году председательствует в ОБСЕ, официально заявил в Вене, что в гибели журналиста виновны спецслужбы Кыргызстана. Это разве не угроза людям?



А тем, на кого сегодня навесили членство в «Хизб-ут-Тахрир»? Что, все, кто ходит в мечеть и носит платки, виноваты? Да, среди них есть члены этой партии, и они этого не скрывают, но ведь 80% [обвиняемых]- ни в чем неповинные люди. И еще один момент – кто сейчас ведет разъяснительную работу, что эта партия плоха и рассказывает, как в нее не вовлечься? Никто. А ведь люди не знают, с кем имеют дело, они не осознают всей опасности.



Тогда, уже через два часа после моего заявления, в наш офис пришел сотрудник спецслужбы и сказал, чтобы я не поднимала этот вопрос, иначе против меня возбудят дело о разжигании межнациональной розни. Потом я узнала, что он возглавлял отдел по борьбе с терроризмом. После этого в главное следственное управление вызывали моего зятя. Его принудили написать о том, какие у меня разговоры на кухне, какую партию я поддерживаю. Вызывали моих сотрудников, дочь. Ей сказали, что знают, чем я занимаюсь, и могут возбудить на меня дело по статье «Шпионаж».



IWPR: Очень часто Вы говорите о нарушении прав осужденных по «ноокатским событиям». Как обстоят дела с соблюдением прав мусульман в Кыргызстане?



Абдирасулова: Я бы не сказала, что нарушаются права именно мусульман. У нас есть неплохой закон о религии. Но ислам все воспринимают по-разному: одни верят фанатично, ходят на даават, носят платки и отпускают бороды. Другие верят в душе, спокойно, иногда ходят в мечеть, внешне ничем не выделяются. И сейчас стали уязвимы те, кто верит фанатично, и внешне выделяются из толпы.



У нас нет запрета на ношение бород, или нетрадиционных для нашего народа длинных мусульманских рубах. Но именно эти признаки могут стать поводом для задержания человека. Большая проблема в том, что у нас нет экспертов по исламу. Сотрудникам СНБ и 9-го отдела МВД, занимающимся подобными делами, не мешало бы изучить Коран, чтобы они знали, за что и почему задерживают человека.



У нас был случай, когда задержали беженца из Узбекистана, у которого нашли религиозные материалы якобы говорящие о его принадлежности к запрещенной партии «Хизб-ут-тахрир». Возбудили дело, а когда мы изучили материалы, я была общественным защитником на процессе, то оказалось, что у него обыкновенная религиозная литература, хадисы, притчи. Спецслужбы увидели тексты, написанные латинскими буквами на узбекском языке, и задержали человека. Тогда мы смогли освободить этого мальчика.



IWPR: Вы очень эмоциональны и категоричны в своих заявлениях. Допускаете ли Вы возможность сотрудничества с властями?



Абдирасулова: У нас очень плотное сотрудничество с властями (достает увесистую папку переписки с чиновниками и силовиками): омбудсмен Турсунбек Акун, председатель ГУИН, судьи, президент. У нас очень активная переписка. Власти идут с нами на контакт и тоже пишут (показывает не менее увесистую папку с ответами). Бывает, что ограничиваются отписками, но иногда действительно принимают меры. Ведь мы в письмах не только критикуем, но и высказываем рекомендации, предлагаем альтернативы.



Когда я делаю заявления от имени организации, я сначала отправляю им письма. И если я заявляю что-то, то у меня всегда папка с документами при себе. Мы подготовили доклад о пытках в местах предварительного заключения и направили его всем начальникам РОВД, министрам.



Наша организация – единственная в республике, которая провела семинары для всех сотрудников ГОВД и РОВД. Я сама была в каждом ИВС, и могу сказать, где и в каких условиях содержат арестантов, где высокий уровень преступности, где ужасные условия проживания у милиционеров, и где сотрудники милиции таскают на себе воду, чтобы покормить задержанных.



Одной из наших рекомендаций было направлять милиционеров из городов в дальние села. Похоже, ею воспользовались и, приехав в далекую глубинку, я встретила в РОВД начальника из Бишкека. Здесь он даже разговаривать со мной не хотел, а там встретил как хорошего друга.



Чем дальше милиционер от цивилизации, тем он становится ближе к народу. Ведь в селах люди живут очень тяжело. Думаю, когда он вернется оттуда, отношение к людям у него будет совершенно иное. С силовиками нужно взаимодействовать, указывать на их ошибки, но также и предлагать альтернативы. Словом, взаимодействовать просто необходимо.



IWPR: Как вы думаете, что ждет страну в будущем в плане соблюдения прав человека?



Абдирасулова: В 2007 году, во время апрельского митинга, в отношении митингующих были применены спецсредства для разгона, а некоторые участники мирного митинга были впервые привлечены к уголовной ответственности. Раньше практиковались только административные наказания.



Потом уголовные дела были возбуждены в отношении 12 правозащитников из Таласа. Якобы они закидывали камнями кортеж тогдашнего премьер-министра Алмаза Атамбаева. Сегодня пятеро из них вынуждены были уехать из страны. Я еще тогда сказала, что ситуация будет только ухудшаться. Сегодня я вижу, что мои прогнозы сбываются, и если судить по действиям властей, то дальше все будет только ухудшаться.



Уже нейтрализованы оппозиция и сильные политические партии. Голос в парламенте имеет только правящая партия «Ак-Жол». Получается, что вся власть сосредотачивается в одних руках.



Первые искорки диктатуры в Кыргызстане появились еще тогда. Сегодня уже ее последняя стадия. После политических партий сильны были журналисты, была свобода слова, но задавили и их. Одних захватили рейдерским путем, другим ограничили эфирное время, а некоторых вообще убили.



За прошлый год на журналистов было совершено 10 нападений, из них трое со смертельным исходом. Следующие на очереди – НПО. [Лидером парламентской фракции коммунистов] Масалиевым инициирован «Закон об НКО». Если его примут, демократические принципы будут забыты. Под основной прессинг попадут правозащитные НПО. Наверно сегодняшней власти мы сильно мешаем.



IWPR: Вы не жалеете, что стали заниматься защитой прав человека?



Абдирасулова: Бывают такие моменты, когда чувствуешь себя беспомощной. Люди приходят ко мне за помощью, а я не знаю, чем им помочь, настолько глухая стена, настолько беспощадна государственная машина. Тогда я не жалею, а задаюсь вопросом, нужна ли вообще такая работа, если я не могу помочь нуждающимся? Но потом, когда люди приходят ко мне со своей болью, включаешься в работу и снова начинаешь помогать…

Frontline Updates
Support local journalists