Месяц в тюрьме Кыргызстана

Французский фотограф Эрик Гурлан запечатлел жизнь в пенитенциарной системе Кыргызстана, добровольно проведя в ней месяц.

Находясь в Бишкеке, Гурлан получил разрешение от кыргызской пенитенциарной службы временно побывать в двух мужских тюрьмах, женской тюрьме и детском центре заключения несовершеннолетних преступников – по неделе в каждой.

Фотографии, сделанные им изнутри пенитенциарной системы, были представлены на выставке, открывшейся в Бишкеке в октябре.

В интервью IWPR Гурлан объяснил, что его вдохновило на такой проект.

Гурлан: У меня не было цели шокировать аудиторию и показывать драматические фотографии. Я хотел рассказать о людях, заключенных в тюрьмах, чтобы аудитория, увидевшая фотографии, почувствовала непреодолимое желание изменить ситуацию, так как я считаю, что все не без греха, просто некоторые попадаются и отсиживают свой срок в тюрьме.

Я хотел рассказать их истории, и чтобы это сделать, мне нужно было провести время среди них, чтобы они поделились своим опытом. Сначала было трудно организовать длительное размещение в тюрьмах. Однако благодаря поддержке организаций, с которыми я сотрудничаю, это стало возможным.

IWPR: Как заключенные отреагировали на Ваше присутствие среди них?

Гурлан: Нахождение среди заключенных с камерой на шее или диктофоном отличается от простой встречи с ними. Некоторые рассматривают тебя в качестве канала для передачи их сообщений и желают поделиться своими историями и рассказывают о своем состоянии. Другие ведут себя наоборот. Поэтому нужно не торопиться, выслушать и лучше понять их.

Думаю, тот факт, что я иностранец, тоже сыграл свою роль, так как люди интересуются, откуда я родом и какова ситуация в моей стране. Может быть, они охотнее разговаривали.

IWPR: Что больше всего потрясло Вас во время Вашего пребывания в тюрьмах?

Gourlan: Самое большое удивление вызвали встречи с отдельными выдающимися людьми, которые совершили ошибки в прошлом и прошли через такую трансформацию, что когда я узнал о преступлениях, которые они совершили, я не мог в это поверить.

Некоторые из них так много знают о жизни и у них сложился философский взгляд на жизнь. Один мужчина спросил меня, откуда я родом. Когда я сказал, что из Франции, он спросил, католик ли я, а потом сказал, что он тоже католик.

В Кыргызстане католиков мало. В этой [исправительной] колонии было всего 12 католиков из 1030 заключенных, и все они живут вместе.

Этот человек сказал мне, что сидит в тюрьме за торговлю наркотиками и ему еще 15 лет сидеть. В прошлом он был еще и наркоманом, но сейчас занимается спортом. Каждый день он бегает и находится в великолепной форме. Он очень хорошо знает Библию и последние десять лет читает еще и Коран. Я спросил почему, и он ответил: «Я большую часть своей жизни проведу здесь, и хочу лучше понять своих соседей».

IWPR: В Кыргызстане официальные лица выразили озабоченность распространением религиозного экстремизма и радикалами, вербующими новых последователей в тюрьмах. Видели ли Вы что-нибудь, что подтвердит эту озабоченность?

Гурлан: Думаю, они правы, что так считают. Такая вербовка особенно опасна для молодежи, отбывающей срок – часто непродолжительный – в тюрьме, которая возвращается в общество с экстремистскими идеями.

В двух мужских тюрьмах, которые мне удалось посетить, есть [мусульманские] молельные комнаты. Но были некоторые люди, не желавшие говорить со мной; единственное, чего они хотели, это убедить меня в том, что моя католическая вера неправильная.

IWPR: Много говорят об внутренних законах тюрьмы, но снаружи это невозможно увидеть. Вы смогли увидеть это сами?

Гурлан: Думаю, я увидел это мельком. Когда я заезжал в тюрьму, меня сопровождали охранники и я заметил, что заключенные предупреждали своих сокамерников о том, что мы подходим, так что все заключенные знали об этом визите. Это что-то вроде внутреннего правила и у них свой язык, на котором они общаются.

Также я слышал, что охранники договариваются с негласными лидерами среди заключенных о разрешении конфликтных ситуаций. Это имеет смысл, так как число заключенных в мужской колонии превышает число охранников в десять раз.

В тюрьмах есть разные категории заключенных. Некоторые сидят в элитных камерах с телевизорами и DVD плейерами, которых нет даже у охранников, а некоторые живут за пределами камер и спят в коридорах. Я даже видел несколько человек, которые жили как бездомные, устраивались за пределами камер прямо во дворе. Ни они, ни охранники не сказали, почему они так живут.

Есть и люди, для кого пребывание в тюрьме лучше, чем на воле. Я познакомился с 73-летней женщиной, убившей своего мужа, когда ей было 65. Когда я спросил у нее, почему она убила его, она сказала, что в течение 40 лет она мирилась с насилием и запоями своего мужа, и однажды ночью убила его. Также она сказала мне, что никто никогда не заботился о ней, а теперь в тюрьме ее полностью обеспечивают питанием и кровом, и она нашла семью. Ей здесь лучше, так как жизнь стала легче, чем раньше.

IWPR: Министерство внутренних дел Кыргызстана работало с международными организациями для организации этого проекта, что объясняет, почему пенитенциарные службы выразили согласие на Ваше пребывание в тюрьмах. Были ли какие-то места, которые Вам не разрешали посещать или фотографировать?

Гурлан: Я бы хотел выразить искреннюю благодарность открытости официальных лиц [в пенитенциарной системе] Кыргызстана – я мог пойти туда, куда пожелал.

Единственное, что в первые два дня меня сопровождали охранники до тех пор, пока ко мне все не привыкли. После этого мне предоставили больше свободы, и я мог передвигаться практически куда угодно. Иногда я даже питался вместе с заключенными.

Единственным местом, куда я не мог пойти, были изоляторы в женской колонии. Мне сказали, что не было лица, отвечающего за них. В мужской колонии я на свой страх и риск посещал изоляторы. Заключенные там были из тех, кто совершил убийство, и часто были приговорены к пожизненному заключению. Они ничем не рисковали, если бы убили меня. Я это знал, и они это знали. В таких ситуациях важно быть искренним, не бояться, быть уверенным в том, что ты делаешь и не притворяться.

IWPR: Каковы, на Ваш взгляд, наиболее трудные условия в заключении?

Гурлан: Наиболее трудная ситуация складывается с медицинской помощью, поскольку немногие врачи желают работать с заключенными. И если произойдет вспышка инфекционных заболеваний, они быстро распространятся, поскольку в небольшом замкнутом пространстве живет много людей. Многие заключенные рассказали мне, что в тюрьме они заболели туберкулезом или пневмонией.

IWPR: Заключенные рассказывали о проблемах в судебной системе Кыргызстана?

Гурлан: Многие рассказывали о недостатках судебной системы, говоря, что не совершали преступления, за которые были осуждены, или что их несправедливо наказали.

Одна женщина рассказала мне, что оказалась в очень трудном финансовом положении, и кто-то попросил ее перевезти 30 грамм героина из пункта А в пункт Б за 100 долларов. Ее поймали и приговорили к 12 годам заключения. Раньше она никогда не принимала наркотики, никогда не продавала их, и так и не получила 100 долларов, но ее посадили на 12 лет.

Конечно, я не знаю, правдивые ли эти истории или нет. Но не для этого я начал этот проект.

Проект Эрика Гурлана был профинансирован организацией «Фридом Хаус», центром ОБСЕ в Бишкеке, местным НПО «Эгл» и пенитенциарной службой Кыргызстана.

Интервью провела Наргиз Рыскулова, контрибьютор IWPR в Кыргызстане.