Обвинения в пытках во время судебного процесса на севере Таджикистана

Дело гражданина, к которому, по неподтвержденной информации, в заключении применялись пытки, подчеркнуло имеющиеся сложности с обеспечением справедливых слушаний в суде для тех, кто сообщает о ненадлежащем обращении.

Несмотря на то, что законодательство против пыток было пересмотрено, оно, тем не менее, не всегда выполняется должным образом. Милиция зачастую сопротивляется попыткам расследования жалоб и сообщений о применении пыток, чтобы правонарушители не понесли наказания.

Уже более года семья и защитники 33-летнего Ильхома Исмонова из города Канибадама в Согдийской области на севере страны пытаются добиться справедливого расследования сообщений о том, что он подвергался пыткам с целью добиться от него признательных показаний.

Исмонов – один из 53 обвиняемых по делу, расследование которого было начато в июле в областном центре Согдийской области городе Худжанде. Это дело о теракте во дворе Управления по борьбе с организованной преступностью по Согдийской области в сентябре 2010 года. Тогда во время взрыва погибли трое сотрудников департамента и террорист.

Исмонова обвиняют в оказании помощи предполагаемым исламским экстремистам, устроившим теракт.

Его жена - Зарина Нажмутдинова, с самого начала подняла тревогу по поводу его дела. Ей удалось привлечь внимание международной организации Amnesty International.

Она оспаривает официальную версию, согласно которой Исмонова задержали 10 ноября прошлого года и предъявили обвинение, а через два дня передали в Комитет национальной безопасности для проведения дальнейшего расследования.

По словам Нажмутдиновой, он пропал неделей раньше, 3 ноября. Сотрудники правоохранительных органов, прибывшие к ним домой для обыска на следующий день, подтвердили, что он находится в заключении. Когда 5 ноября она сама приехала в управление по борьбе с организованной преступностью, чтобы увидеть его, ей в этом отказали. Тогда она направила жалобы на действия сотрудников управления в Министерство внутренних дел и прокуратуру области.

На следующий день ей заявили, что Исмонов «сбежал» из строго охраняемого учреждения. Только после того, как в управление приехал следователь, которому было поручено вести это дело, выяснилось, что Исмонов все же находится там. Когда, наконец, Нажмутдиновой позволили увидеть мужа, она заметила раны на его руках и шее.

«Я сидела напротив, и увидела у него на руках следы ожога. Такой ожог можно получить от тока. Меня в детстве било током, и я знаю, какие следы он оставляет, - сказала она. – Также я увидела порезы у него на шее».

Правоохранительные и следственные органы решительно отрицают, что Исмонова пытали. В письме из прокуратуры по Согдийской области говорится, что «доводы о том, что в его отношении были применены пытки, и он не был обеспечен адвокатом, не нашли своего подтверждения». Из МВД пришло письмо подобного содержания.

По словам Нажмутдиновой, обвинение основывает свое решение на заключении по результатам судебно-медицинской экспертизы, проведенной через месяц после того, как ее мужа отправили в заключение, а к тому времени все следы от пыток уже исчезли.

Судьи так же не отреагировали на сообщения о пытках должным образом, говорит Нажмутдинова. 13 ноября 2010 года, во время отложенного слушания по делу, Исмонов сказал судье, что его пытали током, а также обливали кипятком. Несмотря на это, судья постановил продлить содержание Исмонова под стражей.

16 сентября 2011 года на очередном слушании Исмонов повторил свое заявление перед председательствующим судьей Дододжоном Гадойбоевым. Обвиняемый не признал обвинения в свой адрес и заявил, что дал показания под пытками.

По словам адвоката Исмонова Тамары Юсуповой, суд до сих пор не рассмотрел этот вопрос.

Помимо сообщений о пытках остаются вопросы о том, как Исмонов содержался в заключении. Прошла целая неделя между его заключением под стражу и официальными данными о задержании, в течение которой ему было отказано в посещении адвоката, впервые он его увидел лишь на слушании дела, через девять дней после задержания. Предполагаемое нарушение его прав произошло именно в этот «пропущенный» период, что позволяет властям делать вывод, что его не пытали, когда он был под стражей.

Внесенные в 2009 году изменения в законодательство относительно разработки уголовных правонарушений предписывают, что срок задержания начинается с того момента, как подозреваемый заключен под стражу, при этом он имеет право увидеть адвоката.

Прежде законодательство не было таким четким в этом вопросе, и «моментом задержания» считался тот момент, когда был подан официальный рапорт, в результате чего в течение одного или более дней подозреваемого могли допрашивать, а он при этом не считался «задержанным». (Читайте Положительная реакция на принятие нового Уголовно- процессуального кодекса в Таджикистане.)

Эксперты по правам человека говорят, что факты ненадлежащего обращения и пыток наиболее часто происходят именно в течение первых 72 часов нахождения подозреваемого под стражей. В заявлении по делу Исмонова, сделанном в сентябре, Amnesty International отметила, что правоохранительные органы часто обвиняются в примении пыток или избиении задержанных с целью получения признательных показаний, инкриминирования улик или же вымогательства денег.

Организация говорит, что, несмотря на внесенные в закон изменения, задержанных продолжают лишать возможности общения, их адвокатам не позволяют встречаться с ними, необходимые слушания не проводятся в течение предписанных 72 часов, а судьи зачастую игнорируют сообщения о пытках и фактические свидетельства пыток в виде ран, демонстрируемых в зале суда.

В случае Исмонова следствие и милиция отрицают, что он содержался в заключении незаконно. Больше всего похоже на признание неправомочности действий - признание, что сотрудники управления по борьбе с организованной преступностью «необоснованно затянули сбор материалов». В своем письме прокуратура сообщает, что Исмонов «не был привлечен к временному содержанию и не был незаконно арестован». Со своей стороны Министерство внутренних дел признало, что правоохранительные органы подали рапорт поздно, и что к соответствующим сотрудникам будет применено дисциплинарное наказание.

Когда IWPR обратился к судье Гадойбоеву с вопросами об этом деле, он так же отметил, что предполагаемые пытки имели место до того, как начался срок пребывания Исмонова под стражей.

«Действительно Исмонов заявляет о пытках, но он говорит о периоде, когда еще не было заведено уголовное дело. Тогда было незаконное задержание Исмонова, и областная прокуратура уже провела расследование по этому вопросу и имеет заключение», - сказал он.

На вопрос о том, как суд отнесся к сообщениям о пытках судья Гадойбоев сказал, что рассмотрит этот вопрос в свою очередь и вынесет решение, как только будут рассмотрены документальные свидетельства этого.

«Процесс продолжается, и пока говорить о результатах рано», - добавил он.

Несмотря на то, что Нажмутдинова является главным свидетелем в отношении применения пыток, ее ни разу не вызвали на слушание дела. Она узнала, что государственный обвинитель заявил, что в этом нет необходимости, так как сообщения о пытках уже были расследованы и опровергнуты.

Отметив, что их адвокат выступил с ходатайством, чтобы ее все-таки вызвали, она сказала: «Теперь я жду, когда меня вызовут».

Дело Исмонова получило внимание международного сообщества благодаря настойчивости его жены, однако Amnesty International говорит, что другие обвиняемые по этому делу также сообщали судье о пытках и ненадлежащем обращении.

Таджикистан связан рядом законов, запрещающих как применение пыток, так и использование показаний, добытых с их помощью. Страна является подписантом Конвенции ООН против пыток, в которой говорится, что «любые заявления, в отношении которых будет установлено, что они были получены в результате пыток, не должны считаться показанием ни в каком судебном деле». В Кодексе уголовных процедур от 2009 года также говорится, что показания, полученные «силой, давлением, повлекшем страдания, нечеловеческое обращение или другие незаконные методы», недействительны и не должны использоваться в деле.

Хотя кодекс в основном восприняли положительно, правовые эксперты отметили, что в нем по-прежнему нет четкого определения термина «пытки». Что касается прежнего законодательства, положения о ненадлежащем отношении к задержанным используют расплывчатое понятие «превышение должностных полномочий», а физические меры воздействия описаны русским словом «истязать», которое несет более мягкую коннотацию, нежели слово «пытка», стандартный эквивалент «пыток», определение которому дает международный закон. (Читайте Таджикистану следует ввести более точное определение понятию «пытки».)

Сергей Романов, директор общественной организации «Независимый центр защиты прав человека», сказал IWPR, что законопроект, представляющий стандартное определение слова «пытка» в соответствии с международными стандартами, в данное время находится на рассмотрении парламента.

Романов отметил, что с прошлого года закон, разработанный с целью защитить участников судебного процесса, предлагал возможность потребовать обеспечение безопасности и надлежащей защиты для жертв пыток и их родственников, а также возможность обратиться к Уполномоченному по правам человека. Соглашение, подписанное в этом году, позволяет офису омбудсмена принимать участие в расследовании случаев пыток, чем ранее занималась только прокуратура.

Эксперт по правовым вопросам в Душанбе сказал IWPR, что основная проблема не в качестве законодательства, а в том, что оно повсеместно нарушается.

«В Таджикистане очень часто законы просто игнорируются, или интерпретируются в интересах органов правопорядка, которые в основном и обвиняют в применении пыток», - сказал эксперт, не пожелавший назвать свое имя.

Он также подтвердил существование ведомственных преград, перечисленных Amnesty International, которая говорит, что «иногда тесные личные и структурные связи между прокуратурой и милицией оказывают негативное влияние на беспристрастность прокуроров», тогда как последние должны расследовать факты правонарушений.

«Каких-то результатов возможно добиться, привлекая к проблеме внимание общественности и международных организаций, но по большому счету показательные примеры пока трудно увидеть», - сказал эксперт.

В своем докладе правозащитному совету ООН, сделанном 3 октября, министр юстиции Таджикистана Бахтиёр Худоёров сказал, что за прошедшие 20 месяцев подтвердились 16 из 66 сообщений о ненадлежащем обращении или пытках. 12 случаев были направлены в суд, но большинство случаев не были чем-то серьезным, сказал он.

Он также сказал, что Таджикистан работает над ратификацией Факультативного протокола к конвенции ООН против пыток, который позволит проводить внешний осмотр мест содержания под стражей.

Правозащитники говорят, что официальная статистика – это лишь капля в океане в том, что касается реального числа случаев, большинство из которых никогда не расследуются, потому что они скрыты или потому, что жертвы боятся, что последствия будут еще хуже. Упрямое нежелание Нажмутдиновой сдаваться остается исключительным случаем.

Мира Акрамова, псевдоним журналиста в Таджикистане.