ПАМЯТИ ОДИНОКОГО БОРЦА ЗА СПРАВЕДЛИВОСТЬ
В истории России Анна Политковская навсегда останется защитником прав рядовых граждан – главным образом, чеченцев.
ПАМЯТИ ОДИНОКОГО БОРЦА ЗА СПРАВЕДЛИВОСТЬ
В истории России Анна Политковская навсегда останется защитником прав рядовых граждан – главным образом, чеченцев.
Некоторые люди, работающие в конфликтных зонах, так долго живут бок о бок со смертью, что, кажется, они становятся неуязвимыми, что подобное опасное сосуществование лишь делает их сильнее. Не только их работа, но и их способность уцелеть среди ада человеческого страдания становится примером для других.
Такой вот аурой обладала и Анна Политковская – пока ее не убили, прошлой субботой, в подъезде собственного дома, в центре Москвы. К глубокому горю и гневу от этой потери примешивается неверие, ведь казалось, что с Анной, которая уходила от смерти так часто, не может ничего случиться.
Ее слабости были одновременно ее и самой сильной стороной. Ее сострадание к людям далеко выходило за рамки простого участия. А вся ее журналистская деятельность была пронизана глубоким и искренним сочувствием к обездоленным. И в этом Анна была до конца последовательна.
В последний раз я с ней встречался месяц назад – на конференции в Швеции. Высокая, худощавая, и, как всегда, бескомпромиссная, раздраженная и острая на язык, она за что-то нещадно раскритиковала присутствовавших там респектабельного вида правозащитников. С такой же неистовостью она бы устроила разнос какому-нибудь российскому бюрократу. Она была сверх меры требовательна к людям, и только "униженные и оскорбленные" могли рассчитывать на ее милосердие.
В истории России Анна Политковская навсегда останется защитником прав рядовых граждан – главным образом, чеченцев. Десятки раз она бывала на Северном Кавказе. Впервые она попала туда в 1999 году, когда началась вторая чеченская война, развернутая Владимиром Путиным, который тогда вот-вот должен был стать президентом.
Анна никогда не искала острых ощущений, с которыми связана работа «репортера с передовой». Но она скрупулезно воссоздавала картину того, как военная машина России давила людей, считавшихся российскими гражданами. В то время, когда средства массовой информации в России по большей части являлись подобострастными проводниками официального курса или просто предпочитали молчать, иногда возникало чувство, что Анна – одна против целого государства.
Ее ненавидели чиновники, с ней избегали общаться многие СМИ, но простые люди знали, каким человеком она была на самом деле. Я видел, как в своем крохотном кабинете в Москве Анна разбирала гору писем, полученных ею в тот день от людей, которым было что рассказать, веривших, что во всей России только она одна может заступиться за них.
Ее публикации не были широко известны, поскольку российская аудитория не была к ним готова. «Новая Газета», в которой она работала – либеральный еженедельник с небольшим тиражом для России, где кремлевскому курсу смиренно подчиняются все главные телеканалы и крупные печатные СМИ.
Анна собрала целую коллекцию международных журналистских призов, но церемонии награждения интересовали ее, главным образом, как возможность напрямую обратиться к Западу, напомнить ему, что он должен сделать хоть что-нибудь в отношении этого отдаленного уголка Европы. Но ожидания ее, как правило, не оправдывались.
Анна не могла сидеть, сложа руки. Когда конфликт в Чечне пошел на убыль, она обратила свой пыл на растущие проблемы в других частях Северного Кавказа, освещая участившиеся нарушения прав человека в Дагестане и Кабардино-Балкарии. Выступая на конференции в Швеции, она рассказала о десятках молодых людей, «назначенных террористами» в результате фальсифицированных судебных разбирательств и теперь отбывающих безжалостно долгие сроки в российских тюрьмах. Если когда-нибудь они и выйдут на свободу, они, естественно, встанут на путь мести и политического насилия, говорила она.
Что заставляло ее продолжать идти по этому пути, несмотря на его опасность? Она смотрела смерти в глаза и раньше. Однажды она едва не погибла в горах Чечни, ее пытались отравить, когда она летела в Беслан – освещать захват заложников в школе. Было время, когда она стала серьезно относиться к угрозам. Тогда она уехала в Вену, но позднее все-таки решила вернуться домой. Потому, наверное, что она хотела остаться верной тому множеству людей, чьи истории надо было рассказать миру. Она знала: кроме нее этого не сделает никто.
Я хорошо помню, как с болью в голосе она говорила об изменениях в политике Москвы по отношению к Чечне, о том, что из-за этих изменений уменьшаются шансы призвать к ответу тех, кто виновен в совершении военных преступлений. «Как я буду смотреть в глаза людям, потерявшим близких?», – спрашивала Анна. Эти люди были ее судьями, и она чувствовала вину перед ними. И это ее чувство вины – обвинительный приговор каждому из нас.
Томас де Ваал, Кавказский редактор IWPR
Такой вот аурой обладала и Анна Политковская – пока ее не убили, прошлой субботой, в подъезде собственного дома, в центре Москвы. К глубокому горю и гневу от этой потери примешивается неверие, ведь казалось, что с Анной, которая уходила от смерти так часто, не может ничего случиться.
Ее слабости были одновременно ее и самой сильной стороной. Ее сострадание к людям далеко выходило за рамки простого участия. А вся ее журналистская деятельность была пронизана глубоким и искренним сочувствием к обездоленным. И в этом Анна была до конца последовательна.
В последний раз я с ней встречался месяц назад – на конференции в Швеции. Высокая, худощавая, и, как всегда, бескомпромиссная, раздраженная и острая на язык, она за что-то нещадно раскритиковала присутствовавших там респектабельного вида правозащитников. С такой же неистовостью она бы устроила разнос какому-нибудь российскому бюрократу. Она была сверх меры требовательна к людям, и только "униженные и оскорбленные" могли рассчитывать на ее милосердие.
В истории России Анна Политковская навсегда останется защитником прав рядовых граждан – главным образом, чеченцев. Десятки раз она бывала на Северном Кавказе. Впервые она попала туда в 1999 году, когда началась вторая чеченская война, развернутая Владимиром Путиным, который тогда вот-вот должен был стать президентом.
Анна никогда не искала острых ощущений, с которыми связана работа «репортера с передовой». Но она скрупулезно воссоздавала картину того, как военная машина России давила людей, считавшихся российскими гражданами. В то время, когда средства массовой информации в России по большей части являлись подобострастными проводниками официального курса или просто предпочитали молчать, иногда возникало чувство, что Анна – одна против целого государства.
Ее ненавидели чиновники, с ней избегали общаться многие СМИ, но простые люди знали, каким человеком она была на самом деле. Я видел, как в своем крохотном кабинете в Москве Анна разбирала гору писем, полученных ею в тот день от людей, которым было что рассказать, веривших, что во всей России только она одна может заступиться за них.
Ее публикации не были широко известны, поскольку российская аудитория не была к ним готова. «Новая Газета», в которой она работала – либеральный еженедельник с небольшим тиражом для России, где кремлевскому курсу смиренно подчиняются все главные телеканалы и крупные печатные СМИ.
Анна собрала целую коллекцию международных журналистских призов, но церемонии награждения интересовали ее, главным образом, как возможность напрямую обратиться к Западу, напомнить ему, что он должен сделать хоть что-нибудь в отношении этого отдаленного уголка Европы. Но ожидания ее, как правило, не оправдывались.
Анна не могла сидеть, сложа руки. Когда конфликт в Чечне пошел на убыль, она обратила свой пыл на растущие проблемы в других частях Северного Кавказа, освещая участившиеся нарушения прав человека в Дагестане и Кабардино-Балкарии. Выступая на конференции в Швеции, она рассказала о десятках молодых людей, «назначенных террористами» в результате фальсифицированных судебных разбирательств и теперь отбывающих безжалостно долгие сроки в российских тюрьмах. Если когда-нибудь они и выйдут на свободу, они, естественно, встанут на путь мести и политического насилия, говорила она.
Что заставляло ее продолжать идти по этому пути, несмотря на его опасность? Она смотрела смерти в глаза и раньше. Однажды она едва не погибла в горах Чечни, ее пытались отравить, когда она летела в Беслан – освещать захват заложников в школе. Было время, когда она стала серьезно относиться к угрозам. Тогда она уехала в Вену, но позднее все-таки решила вернуться домой. Потому, наверное, что она хотела остаться верной тому множеству людей, чьи истории надо было рассказать миру. Она знала: кроме нее этого не сделает никто.
Я хорошо помню, как с болью в голосе она говорила об изменениях в политике Москвы по отношению к Чечне, о том, что из-за этих изменений уменьшаются шансы призвать к ответу тех, кто виновен в совершении военных преступлений. «Как я буду смотреть в глаза людям, потерявшим близких?», – спрашивала Анна. Эти люди были ее судьями, и она чувствовала вину перед ними. И это ее чувство вины – обвинительный приговор каждому из нас.
Томас де Ваал, Кавказский редактор IWPR
