К третьей годовщине смерти С. Ниязова и не только
К третьей годовщине смерти С. Ниязова и не только
. На очередном заседании кабинета министров он заявил, что именно «Рухнама» снова должна «... стать реальным подспорьем...» в воспитании молодежи, а «...заложенные в ней высокие духовно-нравственные ценности и ориентиры...всегда были для туркменской нации? и им должно следовать подрастающее поколение». Как говорится, «приехали», круг замкнулся. То, от чего ранее сам Бердымухамедов избавлялся — наследие Ниязова, вновь стало актуальным. К чему бы это?
Все три года пребывания у власти Бердымухамедов старательно дистанцировался от всего, что было связано с Ниязовым, ибо понимал, что вся одиозность Ниязова стала до нельзя неприличной и восприятие всего, что происходит в Туркменистане, за его пределами прочно ассоциируется с термином «страна-изгой». Он понимал, что культ личности Ниязова, пропаганда национализма и многое другое, что было сосредоточено, в том числе и в «Рухнаме», сильно мешает взаимоотношениям с цивилизованным миром, а ему, особенно в первые годы власти, необходимо было казаться более приличным, нежели его предшественник.
Но почему вдруг вновь стала востребована идеология туркменского национализма, причем в самой экстремальной её форме? Ведь рождалась она в головах Ниязова и его окружения в первую очередь как мобилизационный проект, и уж потом он развился в идеологию национальной исключительности. Тогда, в начале — середине 90-х годов Ниязову было необходимо создать в стране атмосферу «осажденной крепости», постоянно черпая в этом подтверждение и своей легитимности и постоянно оправдывая драконовские методы управления государством.
На первый взгляд никаких серьезных причин для возврата к прошлому и причин искать опору в «Рухнаме» Ниязова, у Бердымухамедова нет. Косметические реформы внутри страны обеспечили ему вполне респектабельный имидж за рубежом. Многочисленные интриги и скандалы вокруг энергетической безопасности Европы, ажиотаж вокруг газопровода «Набукко» и пуск газопровода в Китай, сделали его самым желанным гостем в большинстве столиц мира. Балансируя, часто спекулятивно, между интересами крупных геополитических игроков в регионе, Бердымухамедов полностью исключил возможность внешнего единоличного диктата со стороны кого бы это ни было. Внутри страны его власть не подвергается сомнению. Культ его личности заменил культ личности Ниязова, в школах изъяли «Рухнаму» и заменили на его книги, спецслужбы своим всепроникновением в жизнь общества полностью гарантируют отсутствие, как плюрализма, так и его политического выражения в виде оппозиции. Контракты на поставку туркменского газа в Иран, Китай и Россию, даже в период экономического кризиса, сделали экономику Туркменистана фактически неуязвимой.
Так зачем же Бердымухамедову вновь возвращаться к «Рухнаме»? Был ли его отказ от ниязовского наследия искренним, или это удачная мимикрия, преследующая цель вхождения в цивилизованное общество, обрастания связями, заключения выгодных контрактов, этакий маневр? Скорее всего, последнее. Ибо, представив себя более либеральным, чем Ниязов на международной арене, внутри страны Бердымухамедов ничего нового предложить туркменскому обществу так и не смог. Его идеология «Великого Возрождения» настолько невнятна, что её нельзя сформулировать двумя-тремя фразами, в ней нет цели, а основой являются перелицованные агитки того же Ниязова и его «Рухнамы».
Бердымухамедов и его команда прекрасно понимают, более того, они шли к этому целенаправленно, что сыграв на геополитических противоречиях Запада, России, Китая и Ирана, полностью обезопасили себя от критики, в первую очередь со стороны Запада. Ведь никаких весомых, значимых и системных изменений с демократией и правами человека со времен Ниязова в стране не произошло. А Запад хочет туркменский газ. Так что торг вполне уместен и у туркменских властей тут полностью развязаны руки.
Сдувание пыли с «Рухнамы» и возврат к её идеологии вполне закономерен. Повторюсь; туркменская власть так и не смогла предложить обществу никакой иной альтернативы, ни экономической, ни политической. Бердымухамедов знает, что его власть при любой другой идеологии или плюрализме неконкурентоспособна, ей все также нечего предложить обществу, кроме очередного возврата к идее экстремального национализма. А это подразумевает очередной мобилизационный проект, очередное «закручивание гаек», «охоты на ведьм» и любых других, увы, предсказуемых, действий властей по консервации своего режима. Все обещания о постепенном открытии общества, демократизации государства, прозвучавшие во время первого визита в США из уст Бердымухамедова уже неактуальны. Он забрал свои слова обратно. На прошлой неделе власти заставили покинуть страну последнюю международную гуманитарную организацию «Врачи без границ». В заключительную фазу вступила кампания по выдавливанию из страны гражданских активистов, интеллигенции и полной ликвидации в стране гражданского общества.
Понятно, что именно такая политика полностью отвечает запросам как туркменской власти, так и её зарубежных партнеров. Превращение страны в сырьевой придаток ближних и дальних соседей при целенаправленной принудительной деградации своего общества полностью укладывается во все каноны неоколониализма. При этом архаизация сознания общества, возврат к неким национальным духовно-нравственным ориентирам есть не что иное, как попытка сдержать, как минимум, развитие общества, а как максимум, отправить его сознание на уровень «глобуса Туркменистана». И в этом роль «Рухнамы» на самом деле, может стать бесценной. Выстраивая очередной проект национального строительства, власть в очередной раз получает эксклюзивное право говорить о разных угрозах извне и очередных наймитах мировой закулисы внутри страны. А для внешнего потребления снова и снова будет муссироваться тезис о необходимости сохранения стабильности в стране, ловко подменяя эту «стабильность» другой «стабильностью» — поставок газа на внешние рынки.
И, что самое печальное, всем партнерам туркменских властей очень выгоден туркменский национализм, порой переходящий в нацизм. Идеология неоколониализма, как раз и предусматривает поощрение местных властей в их борьбе с собственным обществом, капсуляцию национального сознания на том же уровне «глобуса Туркменистана», к чему стремятся туркменские власти. Ибо любое проявление демократии, плюрализм в туркменском обществе уже расценивается зарубежными партнерами туркменской власти, как угроза уже заключенным или гипотетическим газовым контрактам.
Наивно думать, что Китай, получивший гарантии поставок туркменского газа на 30 лет озаботится проблемами прав человека и демократии в Туркменистане. Точно также и Россия, застолбив за собой часть туркменского газа, не будет говорить ни о правах человека вообще, ни о правах россиян в Туркменистане, в частности, которые всячески дискриминируются в полном соответствии с уложениями «Рухнамы». Прагматично поступает и Запад, полностью закрывая глаза (а значит, поощряя) на туркменский национализм в надежде накормить газопровод «Набукко» туркменским газом.
Все прагматично и логично. Как и возврат «Рухнамы».
Все три года пребывания у власти Бердымухамедов старательно дистанцировался от всего, что было связано с Ниязовым, ибо понимал, что вся одиозность Ниязова стала до нельзя неприличной и восприятие всего, что происходит в Туркменистане, за его пределами прочно ассоциируется с термином «страна-изгой». Он понимал, что культ личности Ниязова, пропаганда национализма и многое другое, что было сосредоточено, в том числе и в «Рухнаме», сильно мешает взаимоотношениям с цивилизованным миром, а ему, особенно в первые годы власти, необходимо было казаться более приличным, нежели его предшественник.
Но почему вдруг вновь стала востребована идеология туркменского национализма, причем в самой экстремальной её форме? Ведь рождалась она в головах Ниязова и его окружения в первую очередь как мобилизационный проект, и уж потом он развился в идеологию национальной исключительности. Тогда, в начале — середине 90-х годов Ниязову было необходимо создать в стране атмосферу «осажденной крепости», постоянно черпая в этом подтверждение и своей легитимности и постоянно оправдывая драконовские методы управления государством.
На первый взгляд никаких серьезных причин для возврата к прошлому и причин искать опору в «Рухнаме» Ниязова, у Бердымухамедова нет. Косметические реформы внутри страны обеспечили ему вполне респектабельный имидж за рубежом. Многочисленные интриги и скандалы вокруг энергетической безопасности Европы, ажиотаж вокруг газопровода «Набукко» и пуск газопровода в Китай, сделали его самым желанным гостем в большинстве столиц мира. Балансируя, часто спекулятивно, между интересами крупных геополитических игроков в регионе, Бердымухамедов полностью исключил возможность внешнего единоличного диктата со стороны кого бы это ни было. Внутри страны его власть не подвергается сомнению. Культ его личности заменил культ личности Ниязова, в школах изъяли «Рухнаму» и заменили на его книги, спецслужбы своим всепроникновением в жизнь общества полностью гарантируют отсутствие, как плюрализма, так и его политического выражения в виде оппозиции. Контракты на поставку туркменского газа в Иран, Китай и Россию, даже в период экономического кризиса, сделали экономику Туркменистана фактически неуязвимой.
Так зачем же Бердымухамедову вновь возвращаться к «Рухнаме»? Был ли его отказ от ниязовского наследия искренним, или это удачная мимикрия, преследующая цель вхождения в цивилизованное общество, обрастания связями, заключения выгодных контрактов, этакий маневр? Скорее всего, последнее. Ибо, представив себя более либеральным, чем Ниязов на международной арене, внутри страны Бердымухамедов ничего нового предложить туркменскому обществу так и не смог. Его идеология «Великого Возрождения» настолько невнятна, что её нельзя сформулировать двумя-тремя фразами, в ней нет цели, а основой являются перелицованные агитки того же Ниязова и его «Рухнамы».
Бердымухамедов и его команда прекрасно понимают, более того, они шли к этому целенаправленно, что сыграв на геополитических противоречиях Запада, России, Китая и Ирана, полностью обезопасили себя от критики, в первую очередь со стороны Запада. Ведь никаких весомых, значимых и системных изменений с демократией и правами человека со времен Ниязова в стране не произошло. А Запад хочет туркменский газ. Так что торг вполне уместен и у туркменских властей тут полностью развязаны руки.
Сдувание пыли с «Рухнамы» и возврат к её идеологии вполне закономерен. Повторюсь; туркменская власть так и не смогла предложить обществу никакой иной альтернативы, ни экономической, ни политической. Бердымухамедов знает, что его власть при любой другой идеологии или плюрализме неконкурентоспособна, ей все также нечего предложить обществу, кроме очередного возврата к идее экстремального национализма. А это подразумевает очередной мобилизационный проект, очередное «закручивание гаек», «охоты на ведьм» и любых других, увы, предсказуемых, действий властей по консервации своего режима. Все обещания о постепенном открытии общества, демократизации государства, прозвучавшие во время первого визита в США из уст Бердымухамедова уже неактуальны. Он забрал свои слова обратно. На прошлой неделе власти заставили покинуть страну последнюю международную гуманитарную организацию «Врачи без границ». В заключительную фазу вступила кампания по выдавливанию из страны гражданских активистов, интеллигенции и полной ликвидации в стране гражданского общества.
Понятно, что именно такая политика полностью отвечает запросам как туркменской власти, так и её зарубежных партнеров. Превращение страны в сырьевой придаток ближних и дальних соседей при целенаправленной принудительной деградации своего общества полностью укладывается во все каноны неоколониализма. При этом архаизация сознания общества, возврат к неким национальным духовно-нравственным ориентирам есть не что иное, как попытка сдержать, как минимум, развитие общества, а как максимум, отправить его сознание на уровень «глобуса Туркменистана». И в этом роль «Рухнамы» на самом деле, может стать бесценной. Выстраивая очередной проект национального строительства, власть в очередной раз получает эксклюзивное право говорить о разных угрозах извне и очередных наймитах мировой закулисы внутри страны. А для внешнего потребления снова и снова будет муссироваться тезис о необходимости сохранения стабильности в стране, ловко подменяя эту «стабильность» другой «стабильностью» — поставок газа на внешние рынки.
И, что самое печальное, всем партнерам туркменских властей очень выгоден туркменский национализм, порой переходящий в нацизм. Идеология неоколониализма, как раз и предусматривает поощрение местных властей в их борьбе с собственным обществом, капсуляцию национального сознания на том же уровне «глобуса Туркменистана», к чему стремятся туркменские власти. Ибо любое проявление демократии, плюрализм в туркменском обществе уже расценивается зарубежными партнерами туркменской власти, как угроза уже заключенным или гипотетическим газовым контрактам.
Наивно думать, что Китай, получивший гарантии поставок туркменского газа на 30 лет озаботится проблемами прав человека и демократии в Туркменистане. Точно также и Россия, застолбив за собой часть туркменского газа, не будет говорить ни о правах человека вообще, ни о правах россиян в Туркменистане, в частности, которые всячески дискриминируются в полном соответствии с уложениями «Рухнамы». Прагматично поступает и Запад, полностью закрывая глаза (а значит, поощряя) на туркменский национализм в надежде накормить газопровод «Набукко» туркменским газом.
Все прагматично и логично. Как и возврат «Рухнамы».
