Газовый скандал как индикатор напряжения в таджикско-узбекских отношениях

В момент, когда отношения между Таджикистаном и Узбекистаном, достигли критической точки, сторонам удалось избежать еще большего обострения конфликта, подписав новое энергетическое соглашение.

Узбекистан прекратил поставки природного газа своему соседу 1 апреля, указав на необходимость переброски экспорта в Китай, с которым он связан трубопроводом. Это привело к обвинениям со стороны Таджикистана в "экономической блокаде" Узбекистана.

Это далеко не первый случай, когда два правительства вступают в конфликт, и эксперты отмечают, что быстрое нарастание конфликта отражает глубокое нежелание обеих сторон приступить к переговорам, вместо того, чтобы обмениваться жесткими заявлениями в адрес друг друга.

Окончание поставок газа нанесло тяжелый удар по индивидуальным потребителям и бизнесу Таджикистана, особенно по большим предприятиям, как например, алюминиевый завод в Турсунзаде, являющегося крупнейшим источником экспортных доходов, и государственный цементный завод.

Многие комментаторы, особенно в Таджикистане, рассматривают этот шаг как часть масштабной кампании со стороны Ташкента по оказанию политического и экономического давления на страну.

Душанбе ответил категорическим заявлением премьер-министра Акила Акилова, обвинившего Узбекистан в использовании "экономического, транспортного, коммуникационного и других рычагов" для навязывания своих требований. Эти "недружеские" действия, говорится в заявлении, включают в себя блокаду железнодорожных перевозок на юг Таджикистана с использованием экологических факторов для проведения кампании против завода Турсунзаде и отказы в разрешении на поставки электроэнергии из Туркменистана через территорию Узбекистана.

Эта "экономическая блокада", говорится в заявлении, была направлена на дестабилизацию ситуации в Таджикистане.

Заявление было опубликовано 3 апреля на сайте посольства Таджикистана в Москве, а позже оно было удалено. Тот факт, что оно было опубликовано, говорит о том, что его основной целью было добиться сочувствия и поддержки России.

Основным раздражителем в узбекско-таджикских отношениях на данный момент, несомненно, является строительство Рогунской ГЭС. Строительство гигантской плотины и водохранилища шло долгие годы и сопровождалось многолетними простоями. Совсем недавно власти Таджикистана вложили средства в огромную работу по завершению строительства. Надежды возлагаются на то, что как только электростанция начнет работать, она сразу же решит хронические недостатки электроэнергии в Таджикистане.

Официальный Ташкент заявляет, что плотина, расположенная на большом притоке реки Амударья, будет забирать поливную воду в весенне-осенний посевной сезон, а также представляет реальный риск обширного наводнения, поскольку расположена в сейсмически активной горной области.

Аналитик Камрон Алиев из Ташкента говорит, что “не совсем верно” утверждать, что Узбекистан против строительства Рогуна. Он возражает и говорит, что реальная проблема заключается в том, что “Узбекистан хочет получить гарантии. Как этот вопрос будет решаться? Будет ли застрахован Узбекистан на случай прорыва плотины?”

Ответ официального Узбекистана на жалобы Таджикистана поступил в форме заявления премьер-министра Шавката Мирзияева, опровергающего эти заявления. Мирзияев говорит, что причина прекращения газовых поставок заключается в том, что Узбекистан выполнил свои обязательства по поставкам на январь-март 2012 года, и срок действия контракта уже завершился. По его словам, спор имеет место между двумя государственными газовыми компаниями, а не правительствами стран.

Премьер-министр Узбекистана опроверг заявления о том, что его страна блокирует поезда, направляющиеся на юг Таджикистана, заявив, что движение по этому маршруту было прекращено из-за взрыва в ноябре прошлого года. (См. Узбекистан обеспокоен террористическими угрозами.)

12 апреля официальные лица Узбекистана и Таджикистана подписали новый газовый договор, и поставки возобновились через четыре дня.

Если обе стороны способны так быстро прийти к соглашению, то возникает вопрос, почему эта проблема не была разрешена до того, как она достигла кризисной точки.

“Руководители и Узбекистана, и Таджикистана должны понять, что надо договариваться, они должны проявить соответствующую политическую волю, - говорит Алиев. - Пока такой политической воли не видно. Думается, что это связано с глобальной политикой и здесь действуют более высокие игроки и более высокие политические ставки. Узбекистану, например, не нравится наличие российских военных баз в Таджикистане”.

Недоверие между двумя государствами продолжается так долго, что спор о конкретной проблеме – в данном случае по газу – вскоре перерастет в еще больший скандал, втягивая в себя неразрешенные проблемы по целому ряду вопросов.

За несколько недель до отключения газа были получены сообщения о том, что к северным границам Таджикистана были стянуты узбекские войска. Эта видимая демонстрация военной силы вызвала беспокойство в Таджикистане, особенно на севере, где лидеры ряда политических партий выступили с призывами о проведении диалога.

Некоторые комментаторы в Таджикистане говорят, что отношения с их могучим соседом никогда не будут равными, пока Узбекистан контролирует маршруты по поставкам энергии и транзитные пути.

Один из способов разрешения данной проблемы видится в привлечении поддержки Ирана, хотя эта долгосрочная перспектива в большой степени зависит от ситуации в Афганистане, через территорию которого будут проходить любые топливные поставки или дорожные перевозки.

По словам аналитика из Душанбе Рашида Абдулло, “Таджикистан, возводя гидроэлектростанции, договариваясь о газопроводе с Ираном, диверсифицируя транспортные коридоры, готовит себе аргументы для ведения в будущем равного диалога с соседом [Узбекистаном].”

Затянувшийся "холод" в таджикско-узбекских отношениях на правительственном уровне также повлиял на общее настроение в двух обществах, говорят аналитики.

Мухиддин Кабири, Лидер Партии Исламского Возрождения Таджикистана, обеспокоен тем, что спор усугубляется "псевдопатриотами", под которыми он подразумевает политиков и общественных деятелей, создавая из Узбекистана врага.

В Таджикистане есть узбекская община, а в Узбекистане проживает много таджиков, и обе культуры имеют много общего. Несмотря на эти связи, СМИ, группы гражданского общества, политические партии, религиозные лидеры и обычные люди с недоверчивостью относятся к установлению контактов с партнерами-соседями из-за страха получить клеймо предателя.

Виктор Ким, глава Альянса национальных меньшинств Таджикистана, говорит, что атмосфера подозрения привела к тому, что этнические узбеки были вытеснены на периферию общественной жизни.

“Если ранее узбеки в Таджикистане занимали серьезные позиции в экономической сфере и в политической сфере, то в течение уже более десяти последних лет в политической сфере их практически не осталось, а в экономической сфере серьезных позиций они уже не имеют», - говорит он.

Эшанкул, строитель из Ташкента, говорит, что напряжение на высшем уровне трансформируется в дополнительные препоны для многих людей, чьи родственники живут по ту сторону границы.

“У меня сестра родная живет и племянники в Ленинабаде [Худжанде, на севере Таджикистана]. Мы уже лет пять не виделись, - говорит он. - Последний раз она приезжала в Узбекистан в 2006 году. С тех пор она не может получить визу. Я в позапрошлом году получил таджикскую визу, но на границе меня не пустили таджикские пограничники”.

(Взгляд историка на корни этих напряженных отношений см. в Восстановление подорванных таджикско-узбекских отношений.)

Юлия Горяйнова – редактор IWPRв Бишкеке, Галим Фасхутдинов – журналист, прошедший обучение в IWPR, в Душанбе. Сауле Мухаметрахимова – редактор IWPR по Центральной Азии в Лондоне.